Я принес вам немного прекрасного под названием "сюрреализм по-английски".
ХЬЮ САЙКС ДЭВИС СТИХОТВОРЕНИЕ
В старом пне со сгнившею сердцевиной есть дупло глубиной с человечью руку, и на дне его лужа с дождевою водой, где опавшие листья превращаются в кружевные скелетики. Только не надо совать туда руку, поскольку в старых пнях со сгнившею сердцевиной дупла есть глубиной с человечью руку, и на дне их лужи с дождевою водой, где опавшие листья превращаются в кружево и дохлая птица разевает клюв, как капкан. Но не надо совать туда руку, поскольку
в старых пнях со сгнившею сердцевиной, где собирается дождевая вода и кружевная листва и дохлая птица словно капкан, есть дупла глубиной с человечью руку, и в каждой щели гниющего дерева загораются глазки ласки, словно моллюски, попеременно мигая. Только не надо совать туда руку, поскольку...
...в старых пнях со сгнившею сердцевиной дупла есть глубиной с человечью руку, где ласки попадают в капкан и буквы грачьего языка проступают на мокрых листьях, а на дне человечья рука. Но не надо совать туда руку, поскольку
в старых пнях со сгнившею сердцевиной есть глубокие дупла и лужи с дождевою водой, и если вы сунете туда руку, то порежетесь до крови об острые травы и больше не сможете брать ею хлеб.
- Пятнышко крови, вон там, на стене, Минуту назад оно еще было не больше ногтя, А теперь, кузина Агата, с каждым мигом крупнее и ярче.
Чушь. На солнышке иволги щебет. Фонтаны обильно питают пруд. Погода на загляденье: летний наряд аллей Беспрестанно радует глаз. Может, Вступить в это новое теософское общество?
- Раньше его можно было прикрыть пятицентовиком, А сейчас, вырастая, оно всё больше напоминает ладонь. Кузина Агата, оно растопырило пальцы. Взгляните, взгляните!
Наверно, обои отстали. Что вы кушали на обед? Омлет? Со спаржей? Вчера вечером на сеансе У мадам Ирани мы общались с покойным мужем Миссис Писгах. Вероятно, он простудился: Барабан всё время сбивался с ритма.
- Кисть, кузина Агата, а за нею рука! Словно в кино, когда карта всё раздувается-раздувается, Или как ветер, волной, по пшеничному полю... О, кузина Агата!
Я же предупреждала вас, Хобарт, не нужно на ночь читать "Поворот винта" И этот бальзаков роман, как его, хоть убей, не вспомню... Они всегда влияли на вас отрицательно. Надо бы бросить еще одну аспиринку в вазочку с лилией. А сейчас мне пора немножко вздремнуть на веранде.
- Кузина Агата, оно трепыхается, словно рыба, Мокрая, мокрая рыба, и движется по стене, Оно всё больше и больше, и тянет ко мне свои лапы!
Нет, вы несносны, Хобарт, я просто не в силах вас слушать. Будьте добры, передайте Мэри о билетах на вечер. Ах, опять эта иволга! Какой чудный вид Из окна! - Ну с чего б это я так хрипела Да выла, как ненормальная, Хобарт? Прямо в гостиной... Это, право, неделикатно. Вот уж воистину: гебефрения плюс Явная тяга к ужасным вещам. Где же мой барбитал? Ох эта Мэри, вечно забудет оставить его у курильницы. Ишь ты, затих, еще дергается, но слабее, слабей... Славный денек. Встану не раньше четверти третьего. Как тихо кругом... Блаженство! Сон - дело святое.
А. ДЖ. М. СМИТ ПОЛИТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ
Никто не говорил "Яблоки" почти целую минуту - я думал, я сдохну. В конце концов, вторая сардинка в левом конце сделала робкую попытку. (В результате обрушился дом. Грохот был ужасный. У меня даже выпал стелянный глаз).
Тем временем м-р Болдуин добился-таки, чтоб его выслушали, но с характерным апломбом сказал успокойтесь никакого повода для беспокойства. Костыли двух солдат прямо на месте совершили половой акт с крохотной кралечкой из коралла в дуле 12-дюймовой пушки. Все сделали вид, будто ничего не заметили. Оркестр заиграл чуть громче. Всё выглядело очень по-британски.
ЧАРЛЬЗ ГЕНРИ ФОРД УХОД
Даже у океана есть дно но никому не измерить гору моей тоски по тебе
Твой уход вырвал ломоть из персика моего сердца. Мне ль совладать с торпедами! Мои скипидарные слезы затопили б аптеку.
Если ты хочешь покинуть сушу, можно, я завяжу глаза, пока мы опять не встретились; я принял тебя за амброзийную птичку, не смыслившую в акустике.
А может, мне уже поздно завязывать глаза: ведь я промокашка в брызгах чернил - слов, напоминающих мне о тебе.
Простоволосый воздушный замок, ты была прекрасна, словно метла из волос и плоти.
Когда ты ушла, я был не в силах угнаться за своей безумной тоской, и теперь-то я знаю, что скорбь может сбежать только вместе с рассудком из безутешного, словно лестница, тела.
БИЛЛ НОТТ СМЕРТЬ
Когда сплю, складываю руки на груди Руки положат точно так же Словно бы улетаю в себя
ГУДБАЙ
Если ты еще не умер, читая эти строки, закрой глаза и увидишь как я чернею под веками
МАРК СТРЭНД ЧЕЛОВЕК НА ДЕРЕВЕ
Я сидел в холодных ветвях. Я был раздетым, хотя дул ветер. Ты стояла внизу в теплом пальто, своем обычном пальто.
И когда ты его расстегнула, грудь обнажив, выпорхнули белые мошки; всё, что ты говорила в эту минуту, тихо ложилось на землю, землю у твоих ног.
Из облаков мне в уши посыпался снег. Со снегом смешались мошки твоего пальто. И ветер, овевая мне руки и подбородок, хныкал, как мальчик.
Ни ты, ни я никогда не узнаем, отчего нам обоим стало так плохо. Облака просочились мне в руки, и руки выросли. Они и сейчас продолжают расти.
Я качаюсь в белом зимнем воздухе, крик скворца опускается мне на кожу. На очках вырос папоротник; я его вытираю, чтобы видеть тебя.
Я вращаюсь, и дерево вместе со мной. Вещи при этом свете полны значенья. Ты закрыла глаза, и твое пальто соскальзывает с плеча,
дерево отпрянуло, как ладонь, ветер дует в такт моим вздохам, но ни в чем нет уверенности. Возможно, эти слова украли у меня изо рта совсем не эти стихи.
БРАК
С разноименных полюсов медленно дует ветер.
Она движется в толще воздуха. Он шагает по облакам.
Она прихорашивается, взбивает прическу,
подкрашивает глаза, улыбается.
Солнце согревает ей зубы, она увлажняет их кончиком языка.
Он стряхивает пыль с пиджака и поправляет галстук.
Он курит. Скоро свиданье.
Ветер несет их навстречу друг другу. Они машут руками.
Всё ближе и ближе. Объятье.
Она стелет постель. Он снимает штаны.
Они женятся и заводят ребенка.
Ветер уносит их в разные стороны.
Сильный ветер, думает он, поправляя галстук.
Мне нравится ветер, говорит она, надевая платье.
Ветер крепчает. Ветер - для них это главное.
РОБЕРТ БЛАЙ ПРОБУЖДЕНЬЕ ОТ СНА
По венам поплыли эскадры, Негромкие всплески у ватерлиний, И чайки качаются на соленом ветру.
Утро настало. Страна проспала всю зиму. Окна заткнуты шкурами, во дворе груды Окоченевших собак, и руки неуклюже сжимают тяжелые книжки.
И вот мы проснулись и встали с кровати и завтракать сели - Ликующие голоса в кровяном порту, В тумане высятся мачты, и в солнечном свете снасти скрипят.
И вот мы поем и тихо танцуем на кухонном полу. Тело наше словно бы порт на рассвете. Мы знаем, что капитана не будет весь день.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ РАДОСТНЫЙ ХОР ДЛЯ ТЕХ, КТО ДОЧЁЛ АЖ ДОСЮДА (это не я, это название такое, честно)
Я сижу в одиночестве поздно ночью. Я сижу с закрытыми глазами, мысли проносятся сквозь меня. Я сопротивляюсь, а не плыву по течению. На болоте таинственная мать зовет своих цыпочек, их засосало трясиной. Я люблю эту Мать. Я враг этой Матери, дайте мне меч. Я сигаю ей в рот, забитый водорослями. Я лечу одинокой щепкой сквозь стратосферу, оставляя огненные следы! Я шагаю выпрямившись, одежды хлещут по пяткам, Я бегу прижимаясь к земле, как испуганный зверь. Я шаровая молния, высеченная дровосеком из волчьего живота, Я плыву, словно солнце, над избушкой на курьих ножках, Я сижу, словно лошадь, в ветвях каштана, и пою, Я человек, запертый в дупле дуба, я жду молнии, потому что меня выпускают только в ненастные ночи. Я спешу, словно форель со стальной головой, к своей матке-горе, чтобы жить в той реке, где я родилась, глотая новую воду.
Порою, когда я читаю свои стихи поздно ночью, Мне кажется, что я путник на бесконечной дороге, И я ощущаю, как это голое, волосатое тело одиноко во Вселенной и барахтается в сумерки в степи...
Я плавал в вечности трескового рая, Я чувствовал, как серебро бесконечных чисел тёрлось о мои бока, Я поворачиваюсь, как крокодил, и плещусь в мутной воде Я воплю, как вопит бабуин, когда детеныш падает с дерева, Я, словно свет луны, заставляю лён цвести в ночи! Я разлетелся, как ангел, на три части над Уральским хребтом! Я вообще никто.
* * *
Я выжил, как шип в темном небе, Я тот, с кем я никогда не был знаком, Я несусь, как проворная рыбка по взбаламученным водам, Я рыдаю, словно последний отпрыск в пустынных домах Я спрятался, как лосось в бассейне на полу храма Я то, что осталось от тех, кого любили Я, словно букашка с черными эмалированными коленями, обнимаю кривую безумия Я поднимаюсь, словно вечерний свет с океанских просторов Я сражаюсь, как вечное блаженство в высоких камышах.
Наши лица сияют отраженною тьмою Тигра, соты, слепленные пчелами, что продолжают расти после смерти, комната с задернутыми шторами из человечьих волос.
Пантера наслаждается тем, как сгущается тьма. Руки мчатся навстречу друг другу сквозь мили пространства. Все спящие в целом мире берутся за руки.
примерно так я представляю неделю поэзии в Найт Вейле, но это уже совсем другая история